В больнице для умалишенных - Страница 29

вот именно.

38

моих шагов не слышно на песке.

39

честное слово, можно было подумать, что находишься в Милютиных рядах!

40

раз! я застаю Марфори в преступном разговоре с матерью Патрочинией! Всеобщая сенсация. Марфори становится дурно, и он начинает кричать во всю глотку. Мать Патрочиния падает в обморок, свеча, которую она держала в руке и которая освещала эту сцену преступления и вероломства, тухнет. Я вижу Изабеллу, прибежавшую в ночном чепчике; я бегу, я лечу ей навстречу, не забывая при этом воспользоваться преимуществами моего мундира…

41

Так я и сказал самому себе.

42

Сударыня! соображения высокой политики требуют, чтобы Марфори уступил мне свое место. Это печально, но так нужно!

43

Марфори снова дурно; мать Патрочиния, которая вновь зажгла свечу, роняет ее на пол.

44

Это сказали вы, дядюшка.

45

Сами того не зная, вы совершили революцию, а в настоящее время это все, что нам нужно! Кандидатура Гогенцоллерна сделает остальное! Молодой человек! Вы можете отправиться пастись в Пензу!

46

Титул хронического сумасшедшего — это почти равно титулу испанского гранда! Ах! Очень тяжело носить такое бремя, дядюшка!

47

руку старой графини Романцовой.

48

Дядюшка! извините, я больше не могу развлекать вас! Честное слово, у меня дела!

49

Поэтому я заключаю заем по-австрийски.

50

Но вы сами увидите это, если не спешите меня покинуть!

51

Здесь я должен оговориться. В одном из органов еврейской журналистики достопочтенный т. Хволос напечатал письмо к г. Некрасову, в котором: 1) убеждает его оградить угнетенную еврейскую нацию от неприличных выходок автора "Дневника провинциала в Петербурге", и 2) высказывает догадку, что автор этих выходок, судя по "развязности приемов и тона", есть не кто иной, как Щедрин. Упрек этот несказанно огорчил меня. Я так высоко ценил литературную деятельность г. Хволоса, что даже был убежден, что ни одно объявление о распродаже полотен не принадлежит перу его. И вот этот-то высокочтимый деятель обвиняет меня в «развязности», то есть в таком качестве, к которому я сам всегда относился неодобрительно! Оказывается, однако ж, что г. Хволос, бросая в меня своим обвинением, сам поступает с развязностью поистине прискорбною. Оказывается, что он, читая «Дневник», не понял самого главного: что я веду «Дневник» от третьего лица, которого мнения суть выражение мнений толпы, а отнюдь не моих личных. Быть может, г. Хволос думает, что я и у поручика Хватова ночевал, и в международном статистическом конгрессе (в гостинице Шухардина) участвовал, и был судим в Отель дю-Нор по обвинению в политическом преступлении? Если это так, то мне остается только уверить его, что ничего подобного со мною не случилось и что все описываемое в «Дневнике» относится исключительно к тому вымышленному лицу, от имени которого он ведется. Затем, я могу дать г. Хволосу еще следующий полезный совет: прежде нежели обвинять другого в развязности, нужно самому быть как можно менее развязным и ни в каком случае не выступать с обвинениями, не выяснив себе наперед их предмета. Н. Щедрин.

52

сейчас увидите, ловок ли я!

53

по-австрийски!

54

Но вы компрометируете таким образом состояние, которое в качестве последнего Поцелуева должны передать своим детям!

55

это моя манера занимать деньги.

56

А теперь дело сделано! Я стал богаче на сорок рублей, а еврей беднее на такую же сумму — в этом весь секрет операции!

57

Составлено в С.-Петербурге, 19 января.

58

Хронический сумасшедший Иван Поцелуев.

59

Вот и все!

60

Теперь вы знаете секрет моих финансовых операций, дядюшка!

61

что поделаешь! Мы все, сколько нас ни есть, только так и поступаем!

62

кое-как.

63

Не хотят понять, что лошадям нужно пространство!

64

это самое главное!

65

но ради бога! есть ли в этом здравый смысл!

66

Так скажите на милость.

67

Это будет грандиозно и вместе с тем фантастично.

68

Ах! мы прекрасно отпразднуем, ручаюсь за это!

69

по части собак и лошадей.

70

вот что существенно.

71

как бы сказать, министерство прогресса.

72

У нас будут лошади-леопарды, лошади-гиппопотамы, лошади-носороги. И если наука дойдет до создания лошадей-орлов и лошадей-акул, — у нас будут их первые образцы.

73

это будет целый переворот!

74

но в то же время наши цирки будут работать день и ночь.

75

обязательное условие.

76

Это будет стоить бешеных денег.

77

Кой черт, может же государство немного раскошелиться ради такого грандиозного предприятия!

78

совершенно как человек!

79

Ну а поросята!

80

это бедно, жалко, в этом нет ни жара, ни увлечения!

81

да что толковать! Мы угостим вас амазонками! тысячу, десять тысяч, сто тысяч пар ляжек разом! — какое зрелище! А у нас будут и отдельные кабинеты, если вам угодно. Вы ведь старый распутник, дядюшка!

82

Название деревни (см. "Дневник провинциала в Петербурге"). (Прим. M. E. Салтыкова-Щедрина.)